/О детях/Школа

 

Дороги, ведущие в ФМШ

СУНЦ НГУ, ранее известному как физико-математическая школа, исполнилось 50 лет. Своими воспоминаниями о школе с журналистами поделились ее директор Николай ЯВОРСКИЙ и два выпускника разных лет: заведующий лабораторией Института ядерной физики, член-корреспондент РАН Василий ПАРХОМЧУК и заместитель директора Института гидродинамики Сергей ГОЛОВИН.

Мировой тренд из Академгородка

– У нашей школы долгая история, – рассказал Николай Яворский. – И в ней есть моменты, которые не очень хорошо известны широкой общественности. Создание школы было непростым делом, сама идея вынашивалась не один год.  Со слов Михаила Михайловича Лаврентьева, идея ФМШ связана с восточной культурой. Буддийские монахи, нуждавшиеся в просветленных последователях, ходили по городам и весям в поисках учеников. Будущих продолжателей дела приглашали в храм, где наставники индивидуально занимались с одаренными учениками. И у Михаила Алексеевича Лаврентьева возникла мысль о том, что одаренных детей, будущих ученых, тоже нужно искать везде, в том числе в глубинке, и приглашать в храм науки, чтобы с ними работали специалисты высшего класса.  Алексей Андреевич Ляпунов придерживался другой версии: Мария Склодовская-Кюри еще в начале 30-х годов высказывала идею о том, что для науки ребят нужно готовить с детства. Можно вспомнить и Ломоносова, который говорил про необходимость создания гимназии при университете.

По словам Николая Яворского, физматшкола началась с первой Всесибирской олимпиады, целью которой и был поиск одаренных детей. Победители были приглашены в летнюю школу, в которой два месяца с ними занимались ведущие ученые Академгородка. А потом само создание ФМШ неожиданно оказалось под вопросом.

– Разрешения на создание школы не было, несмотря на то что Михаил Алексеевич Лаврентьев был человеком известным: член ЦК, работал в оборонке, имеет огромные заслуги. Идею создания ФМШ поддержал председатель военно-промышленной комиссии Дмитрий Устинов, но и это не помогло. Тем не менее 21 января 1963 года школа начала работать, первую лекцию прочитал Алексей Андреевич Ляпунов. Незаметно прошел учебный год, а разрешения все не было. В марте 1963 года Дмитрий Устинов ушел со своего поста и стал первым заместителем председателя правительства. И вот в августе, когда председатель правительства был в отпуске, вышло постановление правительства СССР с подписью Устинова. Он прекрасно понимал, что науке необходимы кадры, к тому же у него была горячая идея повышения обороноспособности. Таким образом, создание школы тесно связано с развитием военно-промышленного комплекса. Смелость Михаила Алексеевича, конечно, потрясает. Представьте себе: пригласить детей фактически в никуда. Нет ставок, учителей, лицензирования, аккредитации. Какой документ выдавать детям, непонятно, а ведь речь идет об обучении в интернате. 

Постановление правительства от 23 августа открыло дорогу и другим физико-математическим школам: открылись школы в Ленинграде и Киеве, затем в Москве.

– В Москве занятия начались только 2 декабря: к тому времени у нас уже прошел второй набор в ФМШ, вторая Летняя школа, вторая Всесибирская олимпиада. Без 21 января не состоялось бы 23 августа. Нужно отметить, что до этого момента работа с одаренными детьми по естественнонаучным дисциплинам фактически не проводилась. По математике с 30-х годов проходили олимпиады, существовали различные конкурсы по гуманитарным дисциплинам. А физика первый раз была представлена как раз на Всесибирской олимпиаде: Всесоюзная олимпиада по физике состоялась уже после и в каком-то смысле родилась из нашей. Во второй половине 60-х в Америке и других странах началось создание специализированных учреждений в области естественнонаучных дисциплин. Сегодня это мировой тренд. Тренд, появившийся здесь, в Академгородке.

Высокое напряжение на практике

Дорога будущего член-корреспондента Василия Пархомчука в физмашколу оказалась непростой.

– Я учился в семилетней сельской школе в поселке Мирный, а десятилетка была в другом селе. Это была школа-интернат километрах в семи от дома, учились мы там, а на выходные бегали к родителям. Большинство алтайских мирных поселков так жили. Недалеко Семипалатинск, где в то время гремели ядерные взрывы. Мы их слышали так же хорошо, как сейчас в городке слышны взрывы Шиловского полигона. Даже вспышки видели – нам, мальчишкам, было интересно. В то время развивалось радио, появились первые транзисторы, похожие на маленькие стеклянные бочонки. Родители мои были не слишком богатыми людьми: мать – учитель в школе, отец – водитель грузовика в совхозе. Четверо детей. Мы не бедствовали, но на свои собственные увлечения, игрушки надо было подрабатывать. А как подработаешь в селе? Утаптывал силос, когда срезали кукурузу, чтобы его в грузовик больше вошло. Сдавал в потребсоюз шкурки сусликов. Совхоз нам выделил коня, большую бочку с водой, мы с мальчишками выливали сусликов из норок, делали шкурки, сушили и сдавали по десять копеек штука. В общем, проявляли предприимчивость.

В олимпиадах я тогда не участвовал, но занимался в радиокружке. Наш учитель увлекался  физикой и радио. И однажды он показал мне газету с напечатанными условиями задач: попробуй, мол, решить, может, в Барнаул пригласят на областную олимпиаду. Я справился, и меня действительно пригласили в Барнаул. Столько там было умных городских ребят! Совершенно не было впечатления, что я смогу победить, но выступил хорошо. Больше всего мне запомнилась обида на председателя олимпиады Ширкова. Он меня спросил: «Ты на летнюю школу приедешь? Мы можем помочь, выслать деньги на билет». Я обиделся: что я, нищий, что ли? Мне же родители денег на билет дадут. Так я очутился в Академгородке. В летней школе лекции Ляпунова и Будкера меня просто потрясли: Интернета не было, по радио лекций не читали. Это было откровение. Нас, деревенских мальчишек, поселили в абсолютно новый дом, пятиэтажку на улице Жемчужной. Сейчас такие дома презрительно называют хрущевками, но на нас этот дом произвел впечатление дворца. Санитарное оборудование вызвало почти научный интерес. Во дворе был фонтан, вокруг которого собирались по вечерам, Будкер нам лекции читал про встречные пучки. А потом была заключительная олимпиада. Я получил премию, у меня до сих пор хранится бумага, подписанная Ляпуновым и Будкером. Называлось это почему-то первым призом по физике. Несмотря на то что вокруг были такие умные ребятишки, и у меня есть шансы поучаствовать в великом деле. И после Нового года я вернулся уже в ФМШ.

Тогда там толком не знали, как нас обучать: ни программ, ни пособий, ни книг не было. Учителя сами учились на ходу. Например, лабораторные работы выглядели следующим образом. Лаврентьев бросил клич по институтам: не очень нужное оборудование отдайте в ФМШ. Понатаскали кучу приборов. Больше всего интереса у нас вызвал высоковольтный рентгеновский трансформатор, который вырабатывал 150 киловольт напряжения. Конечно, мы тут же его включили. Почему никого не убило и как нам это разрешили, я до сих пор не знаю. Зато узнали, что такое высокое напряжение.

Наши преподаватели тогда не были академиками. Например, мой учитель физики Владимир Евгеньевич Захаров в то время он был старшим научным сотрудником. Он никогда не приходил в класс с готовой бумажкой: мы вместе решали задачи и вместе путались в решениях, вместе заходили в тупик и вместе выкарабкивались. Это был своеобразный мастер-класс того, как вообще делается наука. Ведь решая научные задачи, мы не знаем ответа. Главное – увидеть в нужный момент, что ты ошибаешься. В каком-то смысле такие уроки даже важнее, чем отлично подготовленная лекция, которая «протекает» через сознание, не останавливаясь. А тут, когда учитель запутывается в формуле, это подзадоривает и учеников. Упреки, что в школе должны работать только люди с педагогическим образованием – это подрыв всей идеологии ФМШ. Должны преподавать ученые, которые сами занимаются живой наукой.

География ФМШ

– Я отношусь к тем людям, которые попали в Академгородок благодаря физматшколе, –рассказал Сергей Головин. – Я родился в Таджикистане, в городе Чкаловске. Образование было неплохим, если бы я окончил школу там, то, скорее всего, поехал бы учиться в Питер или в Москву. Но так получилось, что один из моих друзей поступил в ФМШ на двухгодичное обучение. От него мы и узнали, что такая школа существует. Тогда было очень модно среди нас заниматься математикой и физикой: мы увлекались всерьез, участвовали в разных олимпиадах. В 1987 году в Таджикистане случилось сильно землетрясение. Часть зданий в нашем городе потрескались и посыпались, а поскольку на дворе стояли еще советские времена, быстро приехали рабочие бригады со всего Союза и все восстановили. Построили новую школу по какому-то совершенно космическому проекту, и там появился первый класс персональных компьютеров. У моего старшего брата начались уроки информатики. Я почитал его тетрадку и жутко заинтересовался.

Тогда будущий замдиректора Института гидродинамики написал свою первую программу и понемногу начал участвовать в олимпиадах по информатике. В ФМШ уехал учиться его старший брат.

Я написал в ФМШ письмо, мол, я хороший, возьмите и меня. Мне пришел ответ с задачками для заочной школы. Я целый год решал задачи, а на следующий год добрался до республиканской олимпиады. Ходили смутные слухи, что приедут люди из Новосибирска и будут набирать ребят в летнюю школу, но никакой конкретики не было. А мне удалось решить одну очень сложную задачу: ровно за месяц до олимпиады она разбиралась в журнале «Квант». Я написал, конечно, самое изощренное решение, однако задачу мне почему-то не зачли. Апелляция не помогла, но благодаря ей я случайно попал на собеседование с учителями летней школы. А дальше все пошло по накатанной. В ФМШ учились я, мой старший брат, жена, брат и сестра жены, почти все друзья. География учеников была обширной. Помню, со мной учились ребята из какого-то таджикского кишлака. Они плохо говорили по-русски, зато учитель физики у них был хороший – так и попали в ФМШ. Это, конечно, грандиозное дело – привлечение одаренных детей со всего Зауралья.

Физматшкола с первого взгляда на будущего ученого произвела неоднозначное впечатление:

– От общежития я ожидал лучших условий. Зато потом я понял, что ФМШ – это лучшее промежуточное звено между домом, где за тобой присматривали родители, и университетом, где ты предоставлен сам себе. В ФМШ уже были персональные компьютеры с цветными дисплеями – неизгладимое произвели впечатление. Важно, что была не только хорошая образовательная программа по естественным наукам, но и гуманитарная составляющая, например спецкурсы по живописи, истории религии и музыке. Одно время у нас обучалась девочка из США. Английский я знал недостаточно хорошо для полноценного общения, но сам факт того, что рядом учится человек с другого конца земли, многое значил. Класс у нас был прекрасный, и сама атмосфера замечательная – воспоминания о ФМШ остались на всю жизнь.

 

5.02.2013

Автор: Татьяна Яковлева

Фото с сайта музея НГУ

   Добавить ВКонтакте заметку об этой странице Опубликовать в Twitter Опубликовать в ЖЖ Опубликовать в Одноклассниках Сохранить в Pinterest


Ваш комментарий
Текст:
Автор:
 
  Для получения уведомлений об ответах необходимо представиться или зарегистирироваться